Где-то близ Пушкино мне позвонила Летиция, она была встревожена. Ольга Сергеевна ушла на дело, так ей и сказала, и больше не отзывается на звонки. Летиция с Викентием на такси сейчас отправляется к ней, вдруг что случилось. Я просил ее остаться дома, но это было бесполезно, она уже вызвала машину. Мне оставалось только согласиться и позвонить Роське, что было довольно глупо, добраться из Красногорска до Рабочей улицы было не проще, чем мне из Пушкино.

На счастье оказалось, что Ростислав монтирует потрясающие, по его словам, книжные стеллажи собственного изготовления в какой-то, ну очень крутой квартире на Кутузовском. Я попросил его, чтобы он помог единокровной сестре, так надо, очень надо. Все объясню потом, когда доберусь до этой клятой площади Ильича. Он что-то мямлил про заказчика, но я настаивал. Родня мы или не родня, может, мы этот поступок потом всю жизнь будем вспоминать. Может, кроме нас некому ей помочь, словом, встречаемся на Рабочей улице.

Я не ответил на звонок Маришки, понятно, она волнуется, но еще хуже все объяснять. Тем более, я и сам не понимаю, что происходит. Но точно знаю, нам бы успеть.

Двор на Рабочей улице был забит машинами «скорой», полиции, любопытными зеваками. Роська на старом «Опеле» подъехал почти одновременно со мной. Нас не пускали, но я крича, что там моя родная тетушка, кое-как прорвался через оцепление вместе с растерянным братом.

Ольга Сергеевна в кресле-каталке выглядела превосходно, если не считать порванного плаща и царапин на лице. Она торжествовала, вокруг стояли жители дома с бессмысленными глазами. Они что-то шептали сотрудникам полиции, те просили излагать внятно, но свидетели сбивались, переставали говорить. Только мычали и жестикулировали, тыкая пальцами на пострадавшую и косо глядя на родного соседа Груднева, понуро стоявшего у полицейской машины.

Ростислав был в восторге, он не ожидал, что будет такое. Я тоже, это было почти кино. Хотя почему почти? Подтянулся какой-то местный канал. Ростик не понимал ничего. Я сказал, что это наша тетушка, которая попала в беду, пытаясь спасти Летицию, у которой утром пропал сын. Роська совсем запутался, кто кому кем приходится, откуда взялась тетушка у них с Летицией, где она сама и что с Санькой стряслось.

Во двор вошла Летиция с Викентием на руках, ее пропустили к пострадавшей, они обнялись. Сотрудник полиции о чем-то говорил с ней, я не слышал. Я даже не мог пробраться к Ольге Сергеевне, которую осаждала юная корреспондентка в короткой юбке, Ольга махнула мне рукой, я подошел.

- Ничего, голубчик, все получилось. Обошлось, бывало и хуже. Злодея мы поймали, так что наш невольный узник может быть свободен. А что с Александром? И где, черт возьми, Грушенька? И дайте мне, в конце концов, сигарету, а то они меня своими седативами залечат. Буду сидеть у подъезда, смотреть на листья, кормить голубей. Они думают, что мне пора на покой.

- С Александром все в порядке, он на даче художника, Агриппина с ним. Завтра я их заберу, думал, поедем с вами вместе.

- Непременно поедем, я сбегу из больницы, но пока не знаю, куда меня отправят. Должны в наш госпиталь, на Щукинской, там у меня связи, отпустят.

Я стрельнул сигарету у кого-то, протянул ей.

- Так что тут было? - Роська стоял за моей спиной.

- А! - махнула она рукой. - Мне стало тоскливо, когда вы уехали. Я вышла во двор, встретила этого, - она кивнула в сторону бледного Груднева, - и пошла ва-банк. Сказала, что знаю, как и где он убил мою подругу Егоркину Нину, но готова молчать на определенных условиях. А этот психопат, заметьте, я всегда думала, что он неустойчив психически, кинулся на меня. Я сопротивлялась, кто-то вызвал полицию, и вот - он уже кается, потому как запутался. А вы сомневались, что мой метод не сработает.

- Но он мог вас покалечить, - я удержался от слова «убить».

- Ну что вы, голубчик, старая гвардия не сдается. Кстати, я бы хотела увидеть этого спасенного Красовского, извиниться за своевольничество в его квартире. Думаю, он меня простит.

Боже, как все просто, как Стас говорил, взять за шиворот, потрясти, он пустит слюни и раскается. А ведь как замышлял преступление! Задолго, заранее, видно, весь в планах и фантазиях выдохся, осталось только сдаться и вздохнуть с облегчением. И надо было просто пойти ва-банк, как Сашка сегодня.

- Ольга Сергеевна, позвольте вам представить вашего четвероюродного племянника Ростислава Гроше. Ростислав, - повернулся я к Роське, - Ольга Сергеевна Грекова-Гроше, правнучка генерала Евгения Иосифовича Гроше.

- Генерал-лейтенанта, - поправила меня Ольга Сергеевна.

Лиса Патрикеевна, смотрит на меня глазами ангела, а я уже понял, почему мы все оказались за городом. Это же ее рук дело, осенило меня вдруг, это же она Сашку, а потом и нас, спровадила. Никого не пожалев, даже Летицию, что так и стояла в стороне в окружении полицейских с Викентием на руках.

Ребята из отделения Игоря толпились вокруг Летиции, что-то говорили, совали ей телефон, с тем чтобы она позвонила бывшему мужу. Она оглянулась на меня, но я сам запутался в этом долгом дне, только развел руками. Летиция передала телефон мне. Менты насторожились, но тут же забыли о бдительности и продолжили рассказывать Летиции, что Игорь зря смылся, они бы вместе разобрались быстрее, без всяких недоразумений. На Ольгу Сергеевну они старались не смотреть, кажется, они ее побаивались и не хотели признавать, что она преподнесла им раскрытое преступление, которое осталось бы висяком.

А ведь все так просто было. Гражданка Егоркина по соглашению с любовником украла двадцать четыре миллиона рублей. Большую часть отдала ему, с тремя миллионами скрылась, чтобы все забылось. Но вернувшись неожиданно для Гария, обнаружила его счастливо живущего в семье, чей уровень благосостояния повысился. Егоркина, проведшая шесть лет на Северном Кипре в ожидании любимого, пригрозила пойти в полицию, если гнусный обманщик не вернет ей ее денег, в слова любви она уже не верила.

Ему ничего не оставалось, как назначить ей последнее свидание. Но не на своей же любимой японской ласточке ее сбивать. Искал машину, вот и подвернулся сосед-разгильдяй, который достал его тем, что телевизор на полную мощь врубает и еще орет «оле-оле-оле». Живет, как хочет, а Гарий за каждый шаг отчитывается, изворачивается, ждет чего-то большего, свободы и спокойствия, которых никогда не будет. Ну где ему, бедолаге, денег взять, чтобы вернуть, когда они ушли на покупку квартиры сыну. Он же хороший семьянин, надежный муж и прекрасный отец. А эта раба страсти стала орать, что после побега срок давности не тикает, и пойдет он с ней за хищение чужого имущества в особо крупных размерах по предварительному сговору группой лиц. Десять лет огребет. И что оставалось делать, бубнил Гарий. Он поник, не сопротивлялся. Ему все стало безразлично, что воля, что неволя, будто у него когда-то воля была.

Но бодрых полицейских волновало, за что он старшему лейтенанту мстил. А он и не мстил вовсе, во всяком случае - умышленно. Бедный Игорь подвернулся совершенно случайно. Да где же он, его все отделение ждет. Все просто, и почему они сразу не догадались соседей пробить, с жертвой связать. Одна беда, Игорь прогулял почти месяц, за это можно и из органов вылететь. Как он теперь будет, даже в охранники не возьмут. Но что-нибудь можно придумать, главное, что Игорь чист. Может, пожурят, да и оставят, но только повышения очередного не будет, бубнили и бубнили они, я даже перестал прислушиваться. Вернул телефон Летиции, это дело я закончил, пора было уходить.

Я позвонил Стасу со своей трубки, хотя совершенно не мог понять, зачем освобождать узника сегодня, когда на улице праздник, а у меня на душе кошки скребут. Игорь вернется на волю, все решено, что делать с Анькой - непонятно. Я попросил Ростика проводить домой Летицию, он кивнул, восторженно глядя на происходящее. Щелкал телефоном и тут же куда-то отправлял снимки, история творилась на его глазах.

Вызвав своего водителя и сообщив ему место, где оставил машину, я на «скорой помощи» поехал в больницу с Ольгой Сергеевной, чтобы не видеть счастливое воссоединение Игоря с семьей, двором и сослуживцами, это их праздник.

- У нас сегодня торжество, - сказала Ольга, - мы смогли помочь им, - презрение, едва уловимое, было в слове «им».

Она разделяла их и себя, я даже не думал, куда она поместила меня. Да это было и неважно, я просто сделал то, что никто другой не обязан делать, да и я тоже. Пусть бы этот потомок Крассовских выпутывался сам. Бог ему судья, наверное, он заслужил это испытание, чтобы на себе почувствовать все неправое правосудие, которому служил столь рьяно, что даже дважды был разжалован.

- Как Александр добрался до хотьковской дачи? - Ольга Сергеевна хитро смотрела на меня.

Я рассказал, чем веселое приключение обернулось для мальчика.

- Он принял решение, - гордо произнесла она. - Я не сомневалась, что он Гроше, несмотря на всех этих Крассовских.

- Ольга Сергеевна, он не может жить с полоумной Аней на старой даче. И Аня не выживет одна, и забрать ее невозможно, и как быть, я не знаю.

- Не спешите, завтра мы вместе поедем туда, и я вас уверяю, выход найдется. У нас всегда выход есть, иначе наш род давно бы прервался. Не надо ничего выдумывать, решение придет само, и мы согласимся с тем, что иного и не надо.

- Угу, как говорил Хемингуэй, все, что могло кончиться плохо, кончилось хорошо. Я тоже оптимист.