Я обрадовался звонку Стаса, избавившего меня от занимательных историй родственника из прошлого. Он подобрал двух подозреваемых, подходящих под описание, из «КакогоТоТамСтроя», ограбленного шесть лет назад. Георгий Николаевич - генеральный директор пятидести шести лет, и Игорь - компьютерщик двадцати пяти лет. Работают давно, среди бывших сотрудников более Гариков нет. У директора действительно был рыжий «Киа Спортейдж», однако он купил его пять лет назад для своей дочери, а два года назад избавился.

С Георгием Николаевичем я мог встретиться. Все же у меня тоже строительная компания, повод можно найти. Но я не верил в его вину, он после ее побега три года фирму поднимал. На уровень шестилетней давности до сих пор не вышел, укради он деньги, спокойно бы уже загорал на островах в океане. Поэтому я оставил его на потом, когда придумаю повод для знакомства. Мальчишку можно исключить сразу, соседи описывали мужчину солидного, не юнца. Иосиф Викентьевич что-то чертил тростью на тротуаре, он был расстроен, а я не знал, что сказать ему в утешение, слова были нелепые, дежурные, бессмысленные. Я понимал, он переживает из-за того, что не смог мне помочь.

- Хорошо, что вы рядом, - подбодрил я его. - Одному мне было бы невозможно трудно. Вдвоем веселее. Все же мы что-то уже знаем.

- Я вижу, ты тоже расстроен, но розыскное дело требует выдержки и терпения. Сейчас тебе кажется, что все эти детали, случайные цифры и слова лишние, и только потом происходит что-то, необъяснимое, ты вдруг видишь всю картину ясно, будто разыгранную на сцене. Ты видишь, кто где стоял, кто к кому повернулся спиной или лицом, тебе остается только подловить преступника, это уже рутина. Ты просто выжидай, пока он не заглотит твою наживку.

- Как толстолобик, - вспомнил я наставления Збышека на Мазурских озерах.

Тогда он сказал, что из меня не выйдет хороший рыбак, я не умею выжидать. Если я спасу Игоря Красовского, бывшего мужа Летиции, в девичестве Гроше, я поеду в Польшу. В пять утра пойду на рыбалку и поймаю огромного карпа. Он не воняет тиной, золотится крупной чешуей, он сладкий, жирный. Мы запечем его на костре и не будем звать соседей на наш пир, не будем спорить. Мы будем есть карпа и пить замечательные настойки. Я расскажу Збышеку про свои похождения, если они, конечно, увенчаются успехом. Мною опять овладело уныние: что могу сделать я один с вечно пьяным сисадмином и старой женщиной, если полиция с экспертами до сих пор не нашла настоящего убийцу этой треклятой Егоркиной, которую я никогда не видел в глаза, но знал о ней больше, чем о своем главбухе. Впрочем, вряд ли полиция ищет с таким энтузиазмом, как я. У них есть сбежавший подозреваемый, и он готов сдаться.

Сейчас Игорем овладела апатия. Ему было все равно, поймают его или нет, осудят или оправдают, выгонят из органов или оставят. Его не интересовало, что будет с Сашкой. Он, словно, заснул в убежище Стаса, отвечал односложно и затравленно смотрел в окно, будто думал о побеге. Его равнодушие расползалось. Я чувствовал, что оно частично парализовало буйного Стаса и даже меня. Я не знал, как вырваться из этой усталости и смирения: пусть все идет как идет, к чему-нибудь да придет, и это будет лучше, чем бессмысленные, ни к чему не приводящие поступки. Но как, смирившись, объяснить Сашке и Летиции, что мы их оставили и бросили.

- Мы справимся, - сказал я то ли Иосифу, то ли себе, то ли всем на прощание, хотя сам не верил в эти слова.

Он тоже не поверил. Он смотрел на меня как отец на заносчивого мальчишку. Иосиф верил в труд и служение, в теорию малых дел, в шаг за шагом, без фанаберии и пустозвонства. Я и сам со скепсисом глядел на отважных летчиков и моряков. Если подвиг не удался, обстоятельства оказывались сильнее их натиска, порыв быстро иссякал, и они бросали все. Я изменил последнюю фразу:

- Я попытаюсь справиться, - Иосиф улыбнулся.

- Я так же говорил себе, когда был принят в комиссию по построению собора. Каждое утро говорил как заклинание, как обет. А потом шел на службу, где меня ждали конторские книги и счета, которые я в самом начале своей службы обнаружил в полном беспорядке и запустении. Мне предстояло все изучить и разобраться, это занимало меня всецело. Я не знал, что это растянется почти на двадцать лет. Это были самые счастливые годы, я каждый день до присутствия обходил собор, цифирь из отчетов воплощалась в камне. Прости, что я пафосен и сентиментален, но только так я могу говорить о Соборе.

Я его понимал, хотя в моей жизни Собора не было. Мой дед был иным, он был скорее похож на генерала Евгения Иосифовича Гроше, требовательного и категоричного, а мне хотелось бы такого, как этот. Этого я ему не сказал. Просто просил бывать. Он церемонно кивнул, дотронувшись до моего плеча.

Я остался один, мне совсем не хотелось возвращаться домой, но и пойти было некуда. И я медленно поехал к дому. Звонок раздался, когда я въехал в двор, увидел Маришку на балконе. Она ждала, следила, как я буду парковаться. Звонила Ольга Сергеевна.

- Викентий, - остановил меня ее голос, я поверил, что она блистала в народном театре. Голос был поставлен и зычен, это был финальный акт героини, она торжествовала и смеялась. - Провели вас старики Химкинского бульвара?

- Откуда вы знаете, что я там был? - от изумления я даже забыл поздороваться с Ольгой Сергеевной. - Я только что оттуда.

- Викентий, вы недооцениваете стариков. А зря, зря. Они не всегда подсматривали в окно и перебирали марки, когда-то они были прекрасными специалистами. Сгорбленная фигура и морщины не отменяют их высокого профессионализма, - Ольга Сергеевна перешла на дидактику. - Анна Пантелеймоновна служила начальником отдела кадров на оборонном номерном заводе. Она с одного взгляда может сказать о человеке все или почти все, даже - есть ли у него собака.

- Это не фокус, - включился я в ее игру, - где-нибудь да пристанет шерсть, как не чисти пиджак. С утра я гладил собачонку.

- И тем не менее, они бдительно отнеслись к вам и дали дозированную информацию. Вы даже не знаете, как зовут филателиста, Викентий. Это ваш прокол как детектива, увы, мне приходится это сказать. Но вы не отчаивайтесь, ваш выход впереди.

- Вы что-то узнали? - спросил я осторожно.

- Разумеется, Викентий, я профессионал. Нам надо будет встретиться. Допустим, завтра на аллее Космонавтов, у памятника Келдышу в шесть вечера. Вам удобно? - она перешла на церемонный тон светской дамы, отказать ей было невозможно.

Дома я перерыл весь гугл, но на Ольгу Сергеевну Грекову, в девичестве Гроше, было только одно - она состояла в Дворянском собрании. Из справок, полученных из архивов, я знал, что ее отец прошел войну от Москвы до Праги, без ранений и наград, начал и закончил рядовым. Стас тоже ничего не нашел на нее и ее покойного мужа, только то, что он скончался в возрасте 78 лет и похоронен на Люблинском кладбище. У них будто и жизни не было до 90-х годов. Кто же эта старуха на самом деле? И почему она взялась мне помогать?