Я его сразу узнал, просто как с портрета сошел: в мундире с Анной на шее и какими-то еще орденами. Я кивнул, он не стал садиться, так и стоял передо мной, заложив руку за борт мундира.

- Зря арфу убрали, - сказал я первое, что пришло в голову, чтобы как-то начать беседу.

- Но это устройство играет вне зависимости от ветра, - вступил он в разговор.

- Что вы делаете в Пятигорске? Насколько я помню, вы не хотели сюда ехать, всячески цеплялись за Петербург. На открытие мемориальной доски прибыли? - я снова язвил, как всегда, когда встречался с гостями из прошлого. Возможно, это была защитная реакция организма, чтобы не сойти с ума.

Он не отреагировал на мою выходку. Задумчиво глядя вниз на простирающийся город, произнес:

- Братья Бернардацци планировали, прибыв в Россию из милейшей Швейцарии, строить Исаакиевский собор, но не поладили и даже повздорили с Монферраном. Французский интриган приложил все усилия, чтобы отселить швейцарских коллег из Санкт-Петербурга, так они попали на Кавказские Воды. Я знаю это не понаслышке. Мой отец был вечным спутником и преданным рыцарем Монферрана.

- Это вряд ли. Ваш батюшка очень пренебрежительно о нем отзывался, - перебил я его, припомнив беседу с Иосифом Викентьевичем под веселое потрескивание дров во французском захолустье.

- Вы его просто не поняли, отец не любил необязательности и разгильдяйства, присущего творческим людям, - отмахнулся он от меня и продолжил, - я понимал, что не смогу продолжать создавать эту сказку на Водах, - последние слова он произнес с сарказмом.

- Справедливости ради, надо сказать, что Бернардацци скончались, когда я только родился, и по этой причине никак не могли помешать воплощению моих замыслов. Сын младшего из них - Александр, который был немного старше меня, по счастию, был отправлен служить в Одессу и Бессарабию. Позже он явил наследственные таланты и прославился, особенно прекрасными постройками в Кишиневе. Наверное, он и сам не хотел служить в родном краю, понимая, придется так или иначе менять то, что наваяли его отец и дядя.

- Вам не нравится творчество братьев Бернардацци, или мне показалось? - ехидно поинтересовался я.

- При чем тут это? Я человек системы, строгости и рационализма, а в Пятигорске я увидел хаотично застроенный город с непонятными перспективами его развития. Это не мое. Я человек, который четко следует грамотно составленному и продуманному плану. Поэтому здесь мне предстояло только прокладывать дороги и строить мосты, что, несомненно, важно и нужно, но я мечтал о другом. Мне надо было срочно как-то вырваться из этого. Отбыть с места службы без причины я никак не мог. Я разработал свой план, - Владимир подкрутил ус, он вполне мог сойти за бравого генерала, по выправке, осанке, надменному взгляду.

Он распрямился, я был ему по плечо, но я не смотрел на него снизу вверх, я смотрел на аллею внизу. Там мелькнул знакомый человек в глухом черном сюртуке, сутулый, с вихляющей походкой. Он стремительно удалялся, догонять незнакомца не было смысла. Тем более, я не был уверен, кто он, это были лишь мои смутные воспоминания и подозрения. Может, мне только показалось. Может, мне хотелось, чтобы он явился и ответил на все вопросы.

Владимир Иосифович не заметил случайного прохожего, он был занят своей и только своей историей. Он гордился собой, своими подвигами и своим умом, позволившим ему развернуть события, обратить, перехитрить саму судьбу. Он увлекся рассказом, как не хотел сидеть в архитектурной мастерской в чине титулярного советника, какие у него были мечты. Высокий молодой архитектор в мундире взял за привычку ходить после службы на прогулку у Цветника, и Бог оценил его усилия. Ему удалось познакомиться с прелестной Катенькой Мейер, дочкой генерала Карла Карловича Мейера, командовавшего артиллерией на Кавказе куда его отправили после ранения в очередной русско-турецкой войне.

- Да, да, - вставил я, - Вы удачно женились, как раз на Водах. Стоило ехать по распределению.

- Да, - согласился он, - я выиграл поединок за ее сердце. И судьба наградила меня счастием. Это был именно поединок. Катенька была окружена штабными и армейскими, приехавшими поправить здоровье на Воды. Она блистала и кокетничала. Я понимал, что мне с сомнительным польским происхождением, батюшкой, честно жившем на жалование, и многочисленными сестрами на выданье, не завоевать ее внимания. Я мог остаться лишь во втором круге воздыхателей этого прелестного существа, любимицы отца и души пятигорского общества, счастливого баловня судьбы. Я должен был что-то сделать, что-то предпринять, приблизиться и жениться. Ты спросишь, был ли это расчет?

- Не сомневаюсь, - буркнул я.

- Конечно, я же строитель, я умею чертить и проектировать, я умею ждать, пока чертеж не станет зданием, а здание не вольется в улицу, спланированную мною. Я был честолюбив и упрям. И нет ничего дурного в том, чтобы влюбиться в девушку, чья семья поможет мне и нашим будущим детям подняться на ступеньку выше. Ты знаешь, что такое Воды?

- Курорт. Отдых, все включено, расслабуха.

Он с презрением посмотрел на меня и заносчиво стал поучать:

- Воды заменяют зимние приемы. Жизнь тут способствует сближению, что представляет опасность и требует большой осторожности, особенно со стороны родителей юных дев. Все знакомства завязываются легко, но часто приводят к печальным результатам. Под знакомствами часто встречаются западни, которые невозможно предвидеть. И особенно опасны знакомства в ваннах. Репутация теряется моментально и совершенно. Там много навязчивых особ, которые потом хвастаются кроткостью с вами, фамильярно обращаются к вам в тот момент, когда им это выгодно, а вам предосудительно. Уклоняясь же от знакомств вы приобретаете себе врага, что впрочем не спасет вас от мнения, что вы знакомы с совершенно непотребной особой. Отели, ванны, табльдоты, казино, променад на Водах, девушки, которых привезли сюда, после того как бессмысленно вывозили на балы в столице. На Водах они впервые, хотя давно лишились первой свежести, они жеманны и кокетливы и мечтают только составить партию, изображая наивность и детскость. Но если вы окажетесь в Петербурге, все ваши короткие знакомые не узнают вас, зачем им вспоминать вольности Вод. Катенька была иной, она не искала случайных знакомств.

- И ты приступил к штурму, который закончился успехом.

- Это был большой проект, сначала я приступил к эскизу. В милых поселках Минеральных вод стремительно скупали земли для последующих спекуляций, говорили, что в одной из махинаций участвует даже Великий князь, но все это были досужие слухи. И тем не менее, множество армянских и греческих купцов шныряло от Кисловодска до Пятигорска, они уже разбили свой городок у подножья Машука, который сразу получил имя Иноземцево. Они считали, и справедливо, что со временем это замечательное место станет русским Баден-Баденом, а пока авантюристы и казановы ринулись сюда, где сам воздух внушал легкие нравы, стремительные романы, адюльтеры, дуэли, казнокрадство, азарт и очарование. Все пороки общества легко прижились на этой земле и расцвели, - он говорил горячо и вдохновенно.

- Я читал в «Разведчике» горькие слова о Пятигорске, но еще горше, что это была сущая правда: «Конечно, не целебные серные воды действовали так разлагающе на наших офицеров. Нет, все свои болезни и между ними тягчайшую болезнь дисциплины - они приобрели у себя дома, в своих собственных и родных частях. Тут, при общей слабости организма, этот дефект только резче обозначил себя». Я не собирался стать одним из развратников и воров, я просто хотел упорядочить свою жизнь, не отказываясь от плодов, которые мог получить на этой земле. И с чертежами в папке я отправился к генералу Мейеру, который уехал на осмотр батарей в Терекский район. В многоквартирном доме на Царской улице меня любезно приняла супруга генерала, я рискнул предложить ей построить дом близ Цветника, двухэтажный с мансардой и палисадником перед фасадом, с изящной кованой решеткой по красной линии, каменной резьбой, которую легко сделать по мягкому пятигорскому камню, с прелестной беседкой-ротондой позади дома. Я брался осуществить все работы, но госпожа Мейер, очарованная этим проектом, не могла принять решения без супруга, потому мне предложили зайти еще раз, когда вернется Карл Карлович. Это был мой первый шаг, я даже заметил в комнатах Катеньку, поклонился ей и был представлен, - не знаю насколько он был расчетлив, но при упоминании о своей будущей жене голос его заметно теплел.

- С этого дня мы были официально знакомы, и я мог подойти к ней во время ее ежедневной прогулки к горе Горячей. Я все еще был среди других ее воздыхателей, но она узнавала меня, и даже кивала. Оставался шаг второй - войти в ее отчий дом, быть принятым запросто и по-свойски. И это удалось. С подачи жены генерал Мейер заинтересовался моим проектом, я же рассказал ему, как тоскую по родителям и Петербургу. Он выяснил, что мой батюшка, чьи заслуги перед государем я преувеличил, строил величайший собор. Я был принят благосклонно. Генерал предложил мне разработать подробный план его будущего дома, который устроил бы всех его домочадцев, учитывая, что его сыновья Карл и Константин, отправившийся в Бухарский поход, непременно будут гостить у них на Водах, они должны прийти в себя после службы. Он пустился в рассказ о подвигах своих сыновей, генерал был болтлив и любил внимание слушателей, я оказался весьма кстати, ибо его рассказы уже утомили местное общество. Я же был отличным слушателем, - удивительно, но, давая нелестную характеристику генералу, мой собеседник умудрился сообщить об этом как-то по-родственному, необидно.

- С мадам Мейер и двумя ее дочерьми мы отправились на прогулку выбирать участок, тогда я впервые смог прикоснуться к пальчикам Катеньки, и она не отняла руку, - мечтательно произнес он.

Как у него ловко получалось: из всех княжон Мэри, вывезенных на Воды, влюбиться в столь полезную для дальнейшей службы барышню. Но, кажется, он был уверен, что это перст судьбы и его счастливая звезда. Он был болтлив не менее генерала Мейера, чести или счастья знать которого я не удостоился. Статский советник, или еще надворный, по его виду я не мог определить, из какого года он вынырнул, продолжил:

- Катенька оказалась моим лучшим попутчиком в прогулках. Ее врожденная любознательность и смышленость помогали мне в работе, она хотела сама выбирать материалы и планировку дома. Я старался изо всех сил создать к утру новый вариант, зная, что она будет его придирчиво рассматривать и спорить со мной, горячо хватая меня за руку. Я млел и смирялся, мне было невообразимо хорошо. И все сходилось к лучшему, - его тон снова смягчился.

- Мейеры мечтали о своем гнезде, ибо вечно мотались по казенным квартирам и гарнизонам, и вдруг эта мечта могла стать явью. Я предложил провести водяное отопление, ибо с дровами здесь было просто, в горах рубили просеки под железную дорогу, но Катенька вычитала в немецком журнале про паровое отопление. Я пытался было спорить, что это совершенно не рационально для одного дома, котел оправдает себя только в многоквартирном здании, но она была непреклонна, ей нравилась сама идея теплого воздуха из маленького отверстия в стене, без громоздкой печки. Мадам Мейер взялась уговорить мужа на покупку котла. А после этого мы выбирали изразцы для теплой стены, Екатерина остановилась на голландских с синим узором, но я предложил прованский вариант с цветочками, что имело больший успех у ее сестер, они победили. Катенька тогда обиделась на меня и даже два дня дулась, а потом мы случайно столкнулись у Елизаветинского бювета. Я предложил ей прогулку в горы, она согласилась, - он замолчал, что-то вспоминая.

- Утром мы отправились в сторону Машука, второй по величине горы нашего края. Она легко шла впереди меня, вдруг остановилась у забора казачьего двора, сложенного из серых валунов. Камень отливал мраморным блеском, по нему вился плющ и еще какая-то трава. И тут Катенька, а ныне я называл ее так, сказала, что терские казаки добывают этот серебряный камень на Машуке и строят из него. Но они не гранят и не шлифуют его. Это было мое задание на месяц. Я выяснил, что, действительно, первые дома и стены фортов строились из пятигорского известняка, обладающего удивительной прочностью и легкостью в обработке. Каменоломни были на горе, где просто сами собой от скалы отваливались пласты, которые перевозили вниз. Я взял кусок камня, чтобы исследовать его. Камень оказался мягким, но плотным, он не пропускал воду, легко гранился и еще легче шлифовался, а после шлифовки смотрелся как мрамор, - он произнес это так, как будто все достоинства этого материала были его личной заслугой.

- Его потом назвали «пятигорский известняк», а Екатерина с того дня стала моей музой, о чем я ей отписал. Я обещал построить дом ее мечты, бросив на это все свои силы и старания. Я обещал ей при переводе папеньки в другое место построить еще один дом. И еще я обещал возвести вокруг ее дома город, который будет посвящен ей и только ей. Я не мог хвалиться военными подвигами, как ее отец, но мог возвести стены у дома. У меня не было орденов, но я получу их за мирные заслуги. Я хотел построить дом, в котором буду жить с ней и только с ней, другую хозяйку я не представлял, - на этих словах он надолго замолчал.