Маришка была счастлива, дорога лежала через Париж, иначе никак не попасть в Нант. Ничего, что нам предстоит перебежать с поезда на поезд, на обратном пути вновь остановимся в Париже.

Она спросила Колю, был ли он в Париже. И тут немногословный брат Коля разразился монологом, кто бы ждал от него красноречия.

- Был. Говно. А ты в Китае была?

- Нет, - Маришка была ошарашена.

- Правильно, не езди. Говно, одни косоглазые кругом. А на Кубе была?

- Нет, - Маришка уже была испугана.

- Говно. Не езди. Только тачки хорошие и ром. И Доминикана говно. И Прага эта. И Барселона. В Англии жрать нечего, только если у индусов, да и то говно. А уж Индия какое говно, даже и сказать не могу, - Коля оказался знатным путешественником.

Маришка замолчала, братан справился с ее нескончаемым щебетом. И Коля замолчал, но вдруг его осенила мысль:

- Вот в Турции хорошо. Бассейн, бар рядом, инклюзив сплошной, правда, водка говно, не бери. Но хотя бы холодная. А на Миассе у нас лучше. Там такая тарань, приезжие говорят, что вода у нас говно и рыба вся напрочь химическая, но это фигня, под пиво холодненькое самое оно. Мать, - толкнул он Маришку, - ты пивасик холодный как? Да под шемайку или тараньку. А у французов что? Фигня одна - карп да сом, и еще сто евров отслюнявь, чтобы на речке посидеть. Да у нас на базе за сто евров можно сто кило этих карпов купить. Но ты сама прикинь, ты же баба разумная, карп разве это рыба? Вот уклейка вещь. Только она у меня на Миассе ни фига не ловится, и у них не ловится, - Николай загрустил. - Я однажды язя поймал. Но он с крючка сорвался.

У суетливого нотариуса в Нанте мы с Маринкой согласились приобрести замок в Бретани. Попутно подписали кучу бумаг об освобождении Николая Макукина от обременений и переводе их на меня. Нотариус, нервно поглядывая на дверь, откуда невыносимо пахло жареной ветчиной, быстро оформил сделку, и я стал хозяином Шато-де-Коте-Монмеран. Бедный планшет чуть с ума не сошел в поисках этого Шато, к тому же каждый второй замок Монмеран.

Как только я взял бумаги о владении, Николай своими длинными руками сгреб нас в объятия, прижал к себе, расцеловал в макушки. Он не скрывал слез, он возвращался свободно и смело на берега родного Миасса, где самая лучшая рыбалка и самое вкусное пиво, охлажденное в водах этой реки. Коля все не отпускал нас, глядя с тоской и бубня:

- Брат, брат, ты в случае чего, того ... Я сразу. И ко мне в Челябинск приезжай. На рыбалку сходим.

- Лучше ты к нам, - пошутил я. - Ты ведь дорогу знаешь.

Страх мелькнул в глазах Николая, он обнял нас в последний раз и пошел к такси. А нас ждал Шато чего-то там Кота. Или Коте. Но точно Монмеран. Что-то из Дюма или Дрюона. Я был владельцем, я был рыцарем, я был бароном Гроше или Гроссе. Меня ждали не развалины в Белоруссии, а замок во Франции.

Мы заночевали в Нанте, в гостинице, где привратниками и обслугой были таджики, забывшие русский, но еще не выучившие английский или французский, или какой еще. Они косили под пакистанцев или индусов, хотя уходили в час намаза с ковриками во двор, а когда ругались, матерились по-русски.

После обеда, совершив кое-какие покупки, мы отправились в родовое гнездо. Вдоль дороги раскинулись шатры то ли цыган, то ли албанцев, как утверждал наш водитель, но разницы между ними не было. Они жарили кукурузу на костре, а их дети выбегали на шоссе, прося подаяние.

Маришке уже не нравилось место, в которое мы забрались. Французский водитель мешал ей разразиться истерикой, но по ее суровому взгляду я понял, что меня все ждет в замке, если мы туда доберемся живыми. Через два часа мы оказались в зарослях ежевики и плюща, среди которых торчали обломки небольшого, на 600 квадратных метров, здания. Это был тот самый замок, владельцем которого я стал.

Из сторожки вышел старик, я предъявил ему документы, он не удивился и даже не поздоровался, а жестом пригласил идти за ним. В домике близ руин замка топилась печь, он показал на дрова, проводил нас в комнату, бросил чистое белье на кровать, принес ведро воды, таз, флягу вина, подсохший багет и сыр. Маришка была потрясена, она боялась присесть, озиралась. По стенам бегал паучок, развешивая свои кружева. Для нее этого достаточно, чтобы потерять сознание. Но она хлебнула вина прямо из фляги, постелила белье и, завернувшись с головой в одеяло, без единого слова заснула, даже не услышав, как я вышел на улицу, где стрекотали цикады или какие-то другие неизвестные мне насекомые. И запах, я не мог опознать - то ли липа, хотя для нее рано, то ли лаванда, то ли что еще французское, неведомое, прекрасное, ради чего стоит остаться здесь на неделю и даже больше. Я тихо вернулся в дом, стараясь не разбудить жену.

Она хорошая, заботливая, и не виновата в том, что мы вместе, а менять что-то поздно, да и к чему. У нас сын, мы уже не молоды, у нас общее имущество, что после начала совместной жизни в общаге, не так уж и мало. Но мне невыносимо хотелось стоять перед развалинами замка с кем-то другим, кого я не хотел называть вслух, боялся этого. Я же так и не думал, я просто хотел, чтобы она со своей косой челкой вышла в мужской рубашке на крыльцо. И потому я просто отправил ей ночные фотографии этого дурацкого замка, где ничего и видно не было, так, одни кусты ежевики.

Где-то я читал или слышал про ежевичное вино, вдруг подумал я, но для меня это было как вино из одуванчиков, просто красивые слова. Еще как-то я видел ежевичный ликер, вот и повод явиться к ней нашелся, ликер можно и в Москве купить, акцизную марку оторвать и сказать, что это из нашего замка. Я замечтался, и в эту ночь никто ко мне не явился, хотя я был уверен, что стрекот цикад легко вызывает духов, но видно моим духам больше нравились подмосковные электрички.